В стародавние времена удачливый и богатый промышленник Акинфий Демидов поставил медеплавильный завод в устье реки Барнаул, при впадении ее в могучую Обь. Вокруг крепких заводских стен возник посад из низких сибирских изб, прочно рубленных из толстых кондовых бревен. В избах поселились с семьями пришлые крестьяне, навечно приписанные к демидовскому заводу добывать руду и плавить медь. И потекла на завод на скрипучих конных повозках с алтайских рудников тяжелая порода, чтобы превратиться здесь в блестящие медные слитки. Из Барнаула медь везли в Сузун для чеканки полушек, копеек, алтын и пятаков, на орудийные заводы Урала, в Тулу, где в искусных руках умельцев барнаульские медные слитки превращались в изящные самовары, в далекий Санкт-Петербург, корабельным верфям которого требовались прочные судовые гвозди, скобы и обшивка из чистой меди. Поселок при медеплавильном заводе получил название Барнаул.
В 1747 году Барнаульский медеплавильный завод со всеми окрестными богатыми рудой рудниками и приписанными крестьянами перешел от Демидова в личную собственность царей, а с 1771 году Барнаул стал городом. В горах Алтая помимо меди нашли много железа, серебра, а затем и золота. Быстро выросли вокруг старого города громадные заводы по выплавке металлов, открылись новые рудники, возникли золотые прииски. Барнаул стал центром алтайской горной промышленности.
Богатые природные данные, большие залежи поделочного камня способствовали развитию различных промыслов. Большого искусства алтайские мастера достигли в обработке яшмы, мрамора, порфира, добываемых в горах Алтая. В Барнаульский горный округ входила и обширная Кулундинская степь, «бедная текучими водами», но богатая озерами пресными и солеными. Из последних получали много поваренной соли. Немалый вклад внесли барнаульцы в развитие отечественной инженерной мысли. Здесь, в Барнауле, работали Иван Иванович Ползунов — изобретатель паровой машины и горный инженер Петр Козьмич Фролов, построивший в 1908 году первую в России рельсовую конно-чугунную дорогу. Его отец Козьма Дмитриевич Фролов, работавший механиком на Змеиногорском руднике Колывано-Воскресенского горнозаводского округа, создал там комплекс сооружений и гидросиловых установок, позволивших механизировать многие процессы по обработке руды. Он известен так же, как создатель проекта автоматической машины для тушения пожаров (1769 г.) — прообраза современной спринклерной установки. Машина представляла собой стационарную систему, состоящую из насосной установки, клапана и разводящей сети трубопроводов, на «которых сделаны дырки, чтобы оными, как из шприцев, фабрику обливать можно».
Управляющий Колывано-Воскресенскими заводами, получив описание и модель пожарной машины, не дал хода изобретению, оставив «означенную модель без последствия». Новаторский проект пожарной машины автоматического тушения огня был загублен. Только спустя сто с лишним лет после изобретения Фролова в Америке появляются автоматические спринклерные установки тушения пожаров системы «Гринель», внесшие коренные изменения в методы борьбы с пожарами.
Получение меди, серебра и золота на алтайских горных заводах из года в год увеличивалось до середины XIX века, а затем в результате истощения рудных месторождений выплавка благородных металлов стала сокращаться и быстро упала. Сереброплавильный завод и золотосплавочная лаборатория в Барнауле были закрыты. К началу 1917 года Барнаул представлял собой типичное сибирское захолустье с мелкой кустарной промышленностью. В городе имелись мукомольные предприятия, кожевенные и овчинно-шубные производства, пимокатные фабричонки, на которых изготовлялись знаменитые на всю страну шубы «барнаулки» и белые валеные сапоги, надежно предохранявшие от суровых сибирских морозов. В городе бойко шла оптовая торговля хлебом, колоссальные запасы которого хранились на складах.
Барнаул, будучи крупным административным центром обширнейшего Алтайского округа, насчитывающим 70 тысяч населения, как и многие другие города Российской империи, имел маломощную пожарную охрану. Его охраняли центральная городская пожарная часть и два ее отделения (в Алтайском и Нагорном районах города) общей численностью 54 пожарных. При этом силы распределялись так. В центральной пожарной части числилось 34 человека: брандмейстер, его помощник и 32 рядовых пожарных — трубники, топорники, кучера. Конный пожарный обоз состоял из пяти пожарных насосов, приводимых в действие ручным способом, багрового хода и девяти конных бочек, на которых подвозилась вода к месту пожара. На отдельной конной повозке вывозились одна складная лестница и запас пеньковых рукавов, снабженных гайками Рота. Для вывозки пожарного обоза в команде имелось 36 лошадей. В Алтайском и Нагорном отделениях пожарной части числилось по 10 человек. В каждом из них имелось по два ручных пожарных насоса и конно-бочечных хода.
Борьба с огнем осложнялась не только наличием на вооружении устаревшей пожарной техники, но и плохим обеспечением города водой. В Барнауле к началу 1917 года не было водопровода. Отрытые в песчаном грунте водоемы очень плохо держали воду, а зимой промерзали до дна. Пожары приходилось тушить, используя воду конно-бочечных ходов. Опорожненные бочки вновь подвозили воду на пожар только через 20—30 минут. При пожарах в небольших строениях кое-как удавалось залить водой открытые очаги горения, но картина резко изменялась, если огонь охватывал один-два дома. Тогда огненная баталия затягивалась на многие часы. Только с 1893 по 1916 годы в городе было зарегистрировано 643 пожара, убытки от которых превысили 5 миллионов рублей золотом. Наиболее жестоко город пострадал от пожара в 1864 году, когда полностью выгорели все городские постройки. Этот опустошительный пожар вынудил канцелярию Алтайского горного округа учредить в Барнауле штатную пожарную команду с конным обозом. По городской смете в 1916 году на содержание пожарной охраны города было отпущено 37700 рублей. Однако городское управление отказалось выделить средства на приобретение паровой пожарной машины. Эта экономия на пожарной технике обернулась трагедией.
Весна 1917 года выдалась на Алтае ранней. В начале мая было не жарко, но уже ярко светило весеннее солнце, высушивая до звона деревянные стены домов, амбары, конюшни и сараи. Часто налетали сильные ветры, поднимая над городом тучи песка и пыли с немощеных улиц. Гнулись под резкими порывами ветра еще голые деревья на широком Московском проспекте.
Пожар начался в бане одного из жителей города. Во время топки сильный порыв ветра закупорил отверстие дымовой трубы, огонь из каменки хлынул внутрь и баня загорелась. Искры зажгли рядом расположенные деревянные постройки, запылали сеновал и жилой дом. Ветер подхватил и разбросал горящие головни и тлеющие искры на соседние дома, конюшни, сараи. Пожар развивался так молниеносно, что жители едва успевали выскочить из охваченных огнем домов. Буквально за несколько минут запылали десятки строений на Бийской и Томской улицах. Резкий звук набатных колоколов всколыхнул весь город, возвещая о надвигающейся опасности. Ветреный день 15 мая (2 мая по старому стилю) 1917 года надолго остался в памяти жителей Барнаула.
По тревоге в район Томской улицы устремился боевой расчет городской пожарной команды в составе брандмейстера, его помощника и 24 рядовых пожарных и конюхов. Они везли на конных ходах четыре ручных пожарных насоса и восемь бочек воды. Сначала пожарным удалось несколько замедлить распространение огня: струи воды от ручных пожарных насосов, несмотря на их малую мощность, сбивали пламя с толстых бревенчатых стен. Но вода в пожарных бочках быстро иссякла, и пожарный обоз, теперь уже с бесполезными насосами и опорожненными бочками, с трудом вырвался из огненного кольца на не горящую часть Московского проспекта. Здесь источников водоснабжения не было, и брандмейстер отправил конно-бочечные ходы за водой на пруд, а на это требовалось не менее получаса. Не смогли успешно бороться с огнем и малочисленные пожарные обозы Алтайской и Нагорной пожарных частей.
А между тем огонь безудержно охватывал все новые и новые дома. Сильный порывистый ветер разносил горящие головни на далекое расстояние, создавая новые очаги пожаров на разных улицах города. Вскоре ветер достиг силы урагана, и город превратился в настоящий огненный ад. Серые, высохшие крыши и стены домов вспыхивали ослепительно ярким факелом.
Внезапно направление ветра изменилось, и в пламени оказалось уже огромное пространство внутри образовавшегося гигантского огненного треугольника. Улицы превратились в пылающие реки. Огненные вихри взвивались ввысь, обрушивая с высоты на город горящие доски, головни и тучи тлеющих искр. В сполохах огня над городом ревел ураган, слышались треск рушащихся строений, звон набата, крики и стоны гибнувших в огне.
В городе началась паника. Испуганные и потрясенные, изнывающие от нестерпимого жара люди метались по улицам, ища спасения на обрывистых берегах разлившейся Оби. Большие толпы, гонимые огнем к воде, скопились на пристани, где стояли баржи. Масса обезумевших люден бросилась по сходням на баржи. Сходни не выдержали и обрушились, погребя под собой не менее сотни человек. Случившееся не могло остановить толпу. Осыпаемые горящими искрами мужчины и женщины, старики и дети вынуждены были бросаться с обрывистого берега в холодные вешние воды Оби, которые уже не выпускали свою добычу. На тех же, кто оставался на берегу, от жары загоралась одежда, волосы, и люди погибали в страшных мучениях.
В это время не только на реке, но и на горящих улицах города происходили трагические события. Старики, дети, больные погибали в охваченных пламенем домах, а тот, кто успевал выбежать на улицу, оказывался в огненном плену.
На Московском проспекте, где были расположены лучшие в городе магазины, склады и конторы, подмастерья и приказчики всеми силами пытались отстоять от пожара большой двухэтажный каменный дом. Несмотря на падающие горящие головни, люди не отступали. Они обкладывали дом мокрым войлоком и мешками, обливали водой из ведер. Кажется, люди утратили чувство опасности и готовы лишиться жизни, сгореть заживо, но не отступить перед опасностью пожара. Рядом с приказчиками и подмастерьями метался дородный хозяин дома — известный в Барнауле богатый купец Кашин. «Родимые! Не отступайте — кричит купец, — с нами крестная сила! Лейте воду, тушите искры, я в долгу не останусь. Озолочу каждого, ежели дом не сгорит!».
Пожар беспощадно выжег почти весь Московский проспект, но дом купца остался цел и невредим. Смоченные водой войлок и мешковина спасли его стены и крышу от губительного действия огня. А те, кто, задыхаясь в дыму, отстаивали купеческое имущество от огня, получили в награду волдыри ожогов, кровоточащие раны и переломы. «Озолочение» их расчетливый Кашин отложил до лучших времен, приказав каждому пострадавшему выдать в награду бесплатно по десятку сырых яиц для лечения желтком полученных ожогов. Спасение дома Кашина было счастливым исключением, следствием необычайно смелого поведения, а точнее, порыва самоотверженности простого подневольного русского человека, готового показать удаль перед лицом смертельной опасности.
Точное число жертв пожара установить не удалось. Полагают, что погибло в огне и утонуло не менее 300 человек. Огромное количество людей получили ожоги, ранения и травмы. Пожар стер с лица земли 40 кварталов в лучшей части города, оставив без крова и пищи 3120 семейств, или более 10 тысяч человек. Погорельцы потеряли все свое имущество, оставшись в том, что было на них. Выгорела почти целиком центральная, наиболее благоустроенная часть Барнаула, включая Московский проспект, первую и вторую Алтайские, Бердскую, Бийскую, Сузунскую, Павловскую, Томскую, Гоголевскую, Пушкинскую, Петропавловскую, Малую Тобольскую, вторую и третью Луговые улицы с прилегающими к ним переулками. Сгорели здания городской управы со всем делопроизводством, электрическая станция, управление Алтайской железной дороги, школы, десятки магазинов и складов. В городе оказались уничтоженными практически все запасы продовольствия. Только на крупной мельнице «кредитного товарищества» погибло около 100 тысяч пудов зерна и муки. Общая сумма убытков от пожара, определенная Барнаульским городским народным собранием (органом самоуправления Временного правительства), составила 9011445 рублей.
Положение погорельцев оказалось отчаянно тяжелым. Как во время тушения пожара, так и особенно после него городские власти Временного правительства оказались совершенно беспомощными. Полуголодные, раздетые погорельцы тенями бродили по опустошенному городу в поисках пищи, одежды и приюта. В городе начались голод, грабежи, беспорядки. Сгоревшая часть города выглядела жутко: скелеты обгоревших домов, кучи искореженного огнем кирпича, обугленные остатки деревьев, частокол печных труб — памятник разрушения и смерти. Более состоятельные жители спешили уехать из Барнаула в Новониколаевск и Бийск.
В помещении уцелевшего реального училища члены городского народного собрания, представлявшие наиболее зажиточную часть населения города, проводили многие часы в бесплодной дискуссии, как помочь погорельцам. Наконец, Уполномоченный городского народного собрания С.И. Ярославцев обратился к министру финансов Временного правительства со слезной просьбой о помощи по страдавшему Барнаулу. На покорнейшее прошение руководителя городского самоуправления вновь организованной Алтайской губернии «господин министр финансов» Временного правительства России не соизволил ответить.
За наведение порядка в городе взялся Совет рабочих и солдатских депутатов. Совет издал обращение к населению, призывая всех граждан соблюдать спокойствие и порядок, организовал патрулирование города. По настоянию Совета в городе были созданы пять бесплатных питательных пунктов, на которых погорельцам выдавался хлеб, а детям — молоко и горячая пища. Раненых специальным поездом отправляли в Новониколаевск, где открывался лазарет на 300 коек. При наличии в городе уже наметившегося двоевластия энергичные меры Совета принесли ему признание и популярность среди жителей города как формы новой власти народа. Восстановление сгоревшего города началось уже в годы Советской власти, пришедшей в Барнаул в морозное декабрьское утро 1917 года.
Барнаульский пожар явился последним трагическим аккордом в цепи пожаров, систематически опустошавших города, деревни и села дореволюционной России. На бледно-зеленой карте Российской империи мало можно было найти городов, которые не становились бы жертвой огня. В разные периоды стихийными пожарами почти полностью выжигались Саратов и Оренбург, Казань и Пенза, Симбирск и Самара, Кашин и Алексин, Сызрань и Полоцк, Гродно и Брест-Литовск, Орел и Енисейск, Бобруйск и Царицын и многие, многие другие города. Этой печальной участи не избежал и сановный Петербург, пожарная охрана которого считалась образцовой и технически наиболее вооруженной по тем временам.
Если уж громадные пожары систематически опустошали города старой России, не минуя даже столицы ее — Петербурга, то можно себе представить, какой еще более уничтожающий характер носили они в сельской местности. В статистических данных, опубликованных в Санкт-Петербурге в 1912 году, подчеркивалось, что деревенская Россия выгорала почти полностью каждую четверть века. В течение 50 лет (1860-1910 гг.) только в одной европейской части России было официально зарегистрировано около 2 миллионов пожаров, которыми было уничтожено свыше 6,5 миллиона крестьянских дворов37. Накануне Великой Октябрьской социалистической революции из 13 миллионов крестьянских дворов в России только 2,5 были построены из огнестойкого материала, причем главным образом в южных районах страны; остальные 97,5 % дворов имели деревянные постройки, крытые соломой, тесом и дранкой, легко становившихся добычей огня.
Владельцы большинства фабрик и заводов России проявляли полное пренебрежение к охране труда, а следовательно, и к пожарной безопасности. В Москве, например, к началу первой империалистической войны из 900 промышленных предприятий только 10 были оборудованы огнетушащим противопожарным оборудованием. Лишь за 1912 год в России полностью сгорели 64 промышленных предприятия, в том числе 10 металлообрабатывающих заводов. 24 предприятия пищевой промышленности, 15 лесозаводов, 6 текстильных фабрик, 9 химических и нефтеперерабатывающих заводов, много рудников, шахт и нефтебуровых.
Нередко пожары на промышленных предприятиях, в магазинах, доходных домах, помещичьих владениях возникали в результате поджогов, совершаемых их хозяевами. За счет получения страховых премий владельцы фабрик, заводов, доходных домов и торговых предприятий нередко поправляли свои пошатнувшиеся дела. Для царского правительства деятельность страховых обществ была выгодна, так как со всех страховых операций взималась налоговая пошлина, образующая значительную сумму. В России особенно процветают такие широко известные акционерные страховые компании, как «Саламандра», «Якорь», «Россия», «Русское страховое общество», «Северное страховое общество», «Русский Ллойд», «Петроградское общество страхования», каждая с основным капиталом от 1 до 4 миллионов рублей и более. К 1917 году общая сумма отчислений страховой пошлины в Государственное казначейство составляла около 10 миллионов рублей. Однако, взимая страховую пошлину, царское правительство отказывалось от участия в расходах на пожарное дело, целиком взвалив это бремя на городской местный бюджет, а в сельской местности — на крестьянские общины.
Дореволюционные статистические данные лишь в малой мере отражают положение дел с бедствием от пожаров в России. В стране не было единого органа, который с достаточной полнотой и объективностью учитывал бы число пожаров и истинные убытки от них. Значительная часть пожаров, главным образом по незастрахованному сгоревшему имуществу, вообще не попадала в статистические данные. Статистический комитет убытки от пожаров в 1910 году определял сугубо ориентировочно в сумме более 112 миллионов рублей. Начиная с этого года как количество пожаров, так и убытки от них из года в год неудержимо растут.
К началу первой мировой войны размер убытков от пожаров в России возрастает до 500, а по некоторым данным — до 800 миллионов рублей в год золотом. К 1917 году в связи с развалом государственной машины царской России и громадными пожарами в Архангельске, Владивостоке, Астрахани, Бекетовке, Казани, Петрограде и других городах ежегодный убыток от них уже исчислялся миллиардными суммами[1]. Прежде всего на очень низком техническом уровне находилось вооружение пожарных частей. К началу 1917 года во всей огромной стране насчитывалось около 10 пожарных автомобилей, главным образом автолинеек, без насосов.
В Петербурге, Москве, Риге, Киеве, Нижнем Новгороде и других крупных городах паровые пожарные трубы являлись основным вооружением пожарных частей. Их изготовление в России было налажено в основном на заводах Листа в Москве и Лангензипена в Петербурге. Паровые пожарные трубы выпускались трех видов: малые — производительностью в минуту от 500 до 1000 литров воды, средние — 1500 литров, большие — 2000 литров. Для морских портов Петербурга, Риги, Архангельска, Одессы были изготовлены паровые трубы с насосами производительностью от 4000 до 9000 литров в минуту. Как видно, производительность пожарных труб с паровыми насосами была достаточно велика. Но эти возимые на конных ходах паровые трубы, как и бензомоторные насосы, стоили очень дорого. Поэтому для большинства городов России, таких как Барнаул, паровая труба являлась недосягаемо большой роскошью. В большинстве городов на вооружении пожарных частей были более дешевые пожарные трубы ручного действия, малопроизводительные, требующие большого числа людей для приведения их в действие.
Полицейские власти, в подчинении которых находилась городская пожарная охрана, мало заботились о развитии пожарного дела. Их больше интересовала внешняя сторона пожарной службы. Для пожарных частей крупных городов России подбирали дорогостоящих лошадей редкой масти, заводили нарядные сбруи со сверкающими украшениями и бубенчиками разного звона. Рослых пожарных одевали в нарядные мундиры и медные каски с причудливыми гребнями. Внешний блеск внушал горожанам и городским властям мысль о высокой организованности и боеспособности пожарных частей. Когда же случались пожары, нарядная пожарная часть нередко безнадежно опаздывала, конская сбруя рвалась, пожарные рукава лопались, а ручные пожарные насосы были неспособны подать воду для борьбы с огнем.
Как следствие слабой технической вооруженности городской пожарной охраны, отсутствия или слабого развития противопожарного водоснабжения, деревянной застройки, пожары в городах и населенных пунктах России нередко принимали стихийный характер, уничтожая тысячи строений, а иногда и полностью парализуя жизнь города, как это случилось в Барнауле. О состоянии пожарной охраны в городах и сельской местности старой России можно судить по отчету за 1916 год, подготовленному советом императорского Всероссийского пожарного общества.
В отчете констатируется, что, «несмотря на происшедшие пожары и повсеместное усиление строительства деревянных бараков, складов и жилых домов, в наших законодательных палатах противопожарные вопросы в течение года ни разу не обсуждались и даже не возникали они за весь отчетный 1916 год». Авторы отчета добросовестно перечисляют опустошительные пожары в Архангельске, Владивостоке, Астрахани, Москве и приводят данные о большом числе пострадавших жителей этих городов. Далее сообщается, что «открылось и действует Всероссийское попечительство о погорельцах», удостоенное в первый же год своего существования покровительства августейшей особы — ее императорского высочества великой княгини Марии Павловны, выразившей надежду, что по окончании войны удастся оказать помощь бедствующим погорельцам.
В отчете упоминается, что в Министерстве земледелия и землеустройства продолжает существовать департамент огнестойкого строительства и издана брошюра по противопожарному делу. Однако, как утверждают авторы, этот департамент почти не оставил сколько-нибудь заметных следов на ниве пожарного благоустройства.
Далее в отчете сообщается, что в Министерстве внутренних дел в составе Главного управления по делам местного хозяйства работает отдел страхования и противопожарных мер, «управляющий которого Д.М. Афанасьев благожелательно относится к пожарному делу». В конце отчета делается печальный вывод, что, «как и следовало ожидать, пожарное наше неустройство находится в очень тяжелом состоянии».
Пожары воспринимались как нечто непременное, как неотвратимое зло для деревянно-соломенной Руси.
Все попытки передовой части общества, отдельных прогрессивно настроенных лиц повысить технический уровень и оснащенность пожарной охраны, а также осуществить в законодательном порядке ряд профилактических мер в области пожарного дела заканчивались неудачею.
С национализацией недр, шахт и рудников, железных дорог, морского и речного транспорта, банков, заводов и фабрик, городского хозяйства их охрана от пожаров переходит в руки самих трудящихся. Для защиты народных богатств и личного имущества граждан Советской России требовалась новая система организации пожарной охраны. Такая система и была учреждена декретом «Об организации государственных мер борьбы с огнем», подписанным Владимиром Ильичей Лениным 17 апреля 1918 года. В декрете предусматривалось широкое осуществление в масштабе страны как оборонительных, так и предупредительных мер борьбы с пожарами.
Для высшего централизованного руководства работой по борьбе с огнем в РСФСР учреждается Пожарный совет, состоящий из представителей многих общественных организаций и государственных учреждений. Постановления совета по вопросам борьбы с пожарами были обязательными по всей стране.
Работой Пожарного совета руководил главный комиссар по делам страхования и борьбы с огнем М.Т. Елизаров — один из ближайших сподвижников В.И. Ленина. Само учреждение такого объединяющего органа сыграло немаловажную роль в развитии пожарного дела в первом в мире социалистическом государстве. По предложению совета, пожарные в профессиональных городских частях были переведены на нормированный рабочий день, а также были восстановлены курсы пожарных техников, В Москве и Петрограде началось проведение серии опытов по испытанию на огнестойкость конструкций зданий. Пожарный совет разработал ряд профилактических и наступательных мер по борьбе с огнем. Были проведены расширенные заседания совета в Москве и Петрограде, в работе которых принимают участие представители многих организаций. По ходатайству совета, Советское правительство, несмотря на значительные расходы на восстановление разрушенного войной хозяйства, ассигнует на нужды пожарной охраны 400 тысяч рублей.
Для работы в пожарной охране Пожарный совет привлек большую группу инженеров и специалистов. Среди них П.К. Яворский и Н.П. Требезов, возглавившие подготовку пожарных техников; К.М. Яичков — один из организаторов пожарного дела; архитектор С.В. Беляев, занимающийся вопросами огнестойкого строительства и исследованием процессов эвакуации людей из зданий при пожарах; Э.Э. Лунд — большой авторитет в области пожарной техники и организации тушения пожаров.
[1] Указанные данные о положении дел с пожарами в России с 1910 по 1917 годы приведены в официальной записке «По вопросу об организации государственных мер борьбы с огнем», направленной 12 апреля 1918 года за № 356 Комиссариатом по делам страхования на имя Владимира Ильича Ленина. К записке был приложен проект декрета СНК по вопросу о мерах борьбы с огнем.
В тексте пояснительной записки помимо статистических данных о пожарах в России приводилась оценка состояния пожарной охраны в сельской местности: «Частые и опустошительные пожары в деревянно-соломенной России издавна являются одним из величайших народных бедствий, с которыми могут быть сравнимы, по результатам причиненного ущерба, разве только неурожаи и пьянство».
Статистические данные свидетельствуют, что в течение 50 лет, с 1869 по 1909 годы, только в европейской части России произошло более 2 млн. пожаров. Ими уничтожено свыше 6,5 млн. дворов и причинен ущерб на несколько миллиардов золотых рублей. Наибольшая часть этого ущерба падала на сельскую местность. За указанные 50 лет сельские пожары составили 9/10 общего количества пожаров в стране. Такое количество пожаров возникло прежде всего потому, что подавляющее большинство строений в дореволюционной России было из дерева. Возникновению пожаров способствовала и скученная застройка в городах и сельской местности. Безопасной планировке при этом мешало частное землевладение. В сельской местности скученность построек доходила до того, что в некоторых селениях по крышам, к тому же соломенным, можно было дойти с одного края селения до другого.
