Становление пожарного дела в Восточной Сибири в 1814-1870-е гг.

Начало XIX века является поворотным моментом в организации пожарной охраны. Правительство принимает решение о создании пожарных команд во всех городах империи. Этому событию предшествовало как осознание необходимости централизованной, планомерной борьбы с пожарами, с выделением пожарного дела как важнейшей социально-экономической проблемы, так и большая подготовительная работа.

До XIX века к тушению пожаров привлекались в городах обыватели, а в сельской местности крестьяне. Им в обязанность вменялось являться на пожар со своим пожарным инвентарём и принимать активное участие в ликвидации пожара.

Эти «доморощенные» пожарные, участвовавшие в борьбе с огнем от случая к случаю, естественно, не обладали ни достаточной компетенцией, ни столь необходимой на пожарах физической подготовкой, ни самоотверженностью, граничащей с риском для жизни. Совсем не для бравады писатель В. Гиляровский, поработав в одной из пожарных команд, отметил: «Каждый пожарный – герой, всю жизнь он на войне, каждую минуту рискует головой».

Однако потребовалось немало времени, чтобы убедиться, что пожарная служба и служба в армии имеют много общего: участие и действия в экстраординарных условиях, необходимость постоянной готовности, использование современной техники, необходимость хорошей профессиональной и физической подготовки.

Отдельные примеры привлечения военных к тушению пожаров наблюдались и до XIX века. Например, в 1711 году стрелецкие войска оказывали помощь населению при пожарах. Причем эта мера была законодательно закреплена указом Петра I «О неукоснительном прибытии войск на пожары». В 1737 году после крупных пожаров в городах Переcлавле, Волхове, Москве были созданы особые патрули и караулы из воинских подразделений, которые существовали до 1762 года.

Генерал-губернаторы для борьбы с крупными пожарами использовали воинские соединения, находящиеся на территории губерний. Не случайно устав пехотной полковой службы 1796 года имел и инструкции по пожарному делу.

В исследуемом нами регионе базировался Восточно-Сибирский военный округ. Участие его подразделений под руководством полковника Лапинского в тушении грандиозного пожара в Иркутске 1879 года отмечает подполковник Ларионов, оставивший нам ценнейшее и наиболее полное описание этой трагедии.

Командующий войсками Иркутского военного округа генерал от инфантерии Горемыкин в августе 1896 года для тушения лесного пожара в сорока верстах от Иркутска направляет 100 военнослужащих, усилиями которых собственно и был потушен пожар.

В результате многовековой борьбы с огнем стало понятно, что с этой задачей в состоянии справится только специальные подразделения с воинской дисциплиной и безукоризненным выполнением приказов своих руководителей, находящиеся в постоянной готовности и регулярно повышающие свой профессиональный уровень.

Немаловажными предпосылками создания профессиональных полицейско-пожарных команд стали также следующие факторы: постоянно из года в год повышающаяся горимость, слабая техническая оснащенность привлекающихся к тушению пожаров, несовершенство пожарного дела.

Последнее обстоятельство имеет особое значение, поэтому целесообразно рассмотреть его более подробно. Детали, определявшие формирование различных сторон пожарного дела в Приангарье, имели как общие черты для разных регионов, так и специфические. Можно выделить 3 фактора, наложивших отпечаток на становление пожарного дела:

• архитектурно-планировочный;
• природно-географический;
• конфессиональный (религиозный).

Архитектурно-планировочный фактор

Наличие неисчерпаемых запасов дешевого леса в Сибири повлияло на предпочтительное строительство зданий из дерева. Немаловажным достоинством сооружений из дерева были также короткие сроки строительства деревянных домов, что в суровых климатических условиях играло определяющую роль при выборе строительного материала.

Расписные списки 1759 года и 1761 года приводят сведения о состоянии сибирских городов: «Якутск – город деревянный, рубленный, ветхий, в том числе забор рубленный в лапу, в нем 5 башен, да 2 стены каменные…, кругом того города острог деревянный, ветхий и 8 башен деревянных». Такие же данные приводятся о Нерчинске, Селенгинске, Иркутске.

Социально-экономическое развитие, наметившееся в Сибири в конце XVIII века, вызвало рост городов, вместе с тем потребовав упорядочения их планировки и благоустройства. Соответствующие мероприятия, проводившиеся с конца XVIII века (создание и реализация первого генерального плана Иркутска, Верхнеудинска и др.), принесли свои положительные плоды, но требовали дальнейшего развития. Указы о планировке и благоустройстве сибирских городов последовали в 1809 и 1816 годах. Последние подчас реализовались весьма своеобразно, чисто административно-бюрократическими методами. Так, губернатор Трескин, наметив выпрямление иркутских улиц, приказал поставить по городу вехи, обозначавшие новое расположение улиц, а обывателям предписывалось в течение года перенести или перестроить в соответствии с этим свои дома. Многие не смогли выполнить это распоряжение. Тогда начальство приступило к разрушению жилищ, лишая людей крова.

Постройки в сёлах и деревнях Восточной Сибири вплоть до XX века были исключительно бревенчатые. В ряде мест избы обносились завалинками (с целью их утепления), состоящими из дощатой загородки, набитой землёй. Постройки располагались без достаточных разрывов. И.Т. Калашников в своих воспоминаниях отмечает, что «кровли деревенских домов покрыты тесом и по бедности разве дранью (так называют тонкие доски), соломенные кровли в Восточной Сибири не известны, и народ по изобилию леса нужды в них не имеет».

Удаленность некоторых населенных пунктов в течение нескольких веков от широких путей сообщения и городов способствовала сохранению многих композиционных приёмов сибирского зодчества, таких как «тройные» и двойные дома, а также комбинированные сложные избы, что являлось при пожарах дополнительным фактором риска в силу скученности горящего материала.

Обилие земель в Сибири создавало возможность свободной застройки, которая велась исходя из интересов застройщика, при этом игнорировались необходимые планировочные требования, что приводило при пожарах к проблемам с подъездами к горящему объекту.

Разнообразие состава населения со значительной прослойкой ссыльного и бродячего элемента привело к господству замкнутого типа хозяйства, вызвало необходимость в крытом дворе, усадьбе, отгороженной от шедшего мира монументальными воротами, возведение домов с небольшими окнами, что также увеличивало пожароопасность.

Попытка найти меры, ограничивающие распространение огня при пожарах в деревне путём безопасной планировки строений, была сделана в 1834 году. Царский указ 1834 года запрещал строиться крестьянам без разрешения сельских властей. В нём определялся порядок планировки селений с учётом снижения опасности распространения огня при пожарах.

В 1873 году создается комиссия для исследования общего положения сельского хозяйства, занималась она и пожарными делами. В качестве противопожарных мер комиссией рекомендовалось: обязательное засаждение всех разрывов между дворами и дворовыми строениями; правильная планировка селений после пожаров и т.д. Однако намеченные мероприятия осуществлены не были, и сенат позднее счёл невозможным лишать владельцев принадлежащих им усадебных участков.

После реформы 1861 года произошли существенные социально-экономические сдвиги. Население Иркутской губернии, как впрочем и других восточных районов, заметно увеличилось. В начале столетия оно насчитывало 154794 человек, а в 1864 году уже 360686.

Постройки в деревнях становятся гуще. Добиться разрешения у местных властей на отведение под строительство нового участка крестьянину было непросто, да и накладно. Поэтому выделяя женившегося сына, он отводил ему участок под застройку на территории своей усадьбы. Это ещё в большей степени нарушало планировку и обостряло пожарную ситуацию.

Композиционно застройка сёл и большинства городов Восточной Сибири в XIX века привязывалась к рекам, что делало их довольно протяженными. Непременным атрибутом любого населенного пункта становилось возведение в центре церкви, звонницы или пожарной каланчи. Такое расположение наверное, не случайно – в композиции села, городка это играло роль вертикальной оси. При возникновении любой нестандартной ситуации, население сосредотачивалось в центре. Относительно равномерное расстояние окраин позволяло людям собираться у высотного центра приблизительно в одно время и сообща намечать выходы из непростого положения. Расположение пожарной каланчи в центре является дополнительным свидетельством того, что пожар являлся действительно грозным врагом и к нему нужно было быть постоянно готовым. Регулярно находящийся каланчист на такой башне обозревал полностью весь поселок и при пожаре поднимал тревогу. Центральное расположение каланчи, где, как правило, находилось и пожарное депо с противопожарным инвентарем, позволяло ускорить время прибытия на пожар.

На изменение облика городов, их архитектуру, строительство огромное влияние оказывало такое стихийное явление, как пожар. Не войны, которые, как правило, не докатывались до Сибири, не землетрясения, вероятность и разрушительная мощь которых здесь так и осталась нереализованной, не наводнения, которые здесь бывали, но были не разрушительными, и даже не время, поскольку деревянные дома, построенные мастером и при худшем уходе, могут стоять веками, – именно пожары, уничтожая материальные свидетельства предшествующей культуры как бы прерывали и скрадывали историю от потомков. Они же, пожары, наряду с достижениями цивилизации, оказывали сильное влияние на облик городов как на место жизни и деятельности людей, как на памятник истории и архитектуры. Пожары настолько прочно вписались в историю городов, что даже современные путеводители насыщены упоминаниями о них.

Наиболее показательна в этом отношении судьба Иркутска. История пожаров г. Иркутска (как любого города, губернии) идёт с момента его основания. В первые пять-десять лет он несколько раз горел, восстанавливался и перестраивался. В описи 1682 года упоминается деревянная церковь «среди острога» с новой рубленной колокольней. Это Спасская церковь, которая простояла 35 лет и сгорела в августе 1716 года. На месте сгоревшей деревянной церкви в течение 10 лет построили каменную Спасскую церковь, которая сохранилась до наших дней.

Рядом со Спасской церковью стоит ещё один памятник архитектуры XVII века – Богоявленский собор, также построенный на пепелище. Деревянный собор, начатый строительством в 1693 году, простоял до 1716 года и сгорел до основания, пожарище расчистили, и в 1718 году заложили каменное здание. Строили его пять лет, и в 1723 году главы нового собора возвысились над Иркутском.

В 1686 году, через 25 лет после основания острога, Иркутск получил статус города. С этого времени происходит интенсивное развитие Иркутска как промышленного и торгового центра. По соображениям культуры, экологии и пожарной безопасности промышленные объекты (кузницы, литейные, кирпичные, мыловаренные заводы) размещали, как правило, за речкой Ушаковкой или вдалеке вверх по течению. Объекты торговли, наоборот, концентрировались в центре города.

Подробную картину можно было наблюдать и по другим городам губернии. Улицы городов губернии возникали и развивались стихийно, подчиняясь условиям местного ландшафта. Основное строительство, вплоть до середины XIX века, велось из дерева. Постройки из дерева были дешевле, зимой теплее, хорошо отштукатуренные, могли стоять долго – веками. Но в пожарном отношении они были беззащитными. Наиболее часто из городов губернии горел Иркутск. И поэтому не случайно именно в нём уже в XVIII в. появляются каменные особняки иркутских богачей Мыльниковых, Солдатовых, Чупаловых, Трапезниковых, Сибиряковых, в XIX веке Медведниковых, Белоголовых, Котельниковых.

1775 год обернулся для Иркутска большой бедой. В июне того года случился пожар, истребивший центральную часть города. Среди прочих построек сгорели старый и новый гостиные дворы со всеми товарами. Постройка нового здания гостиного двора производилась на собранные самим купечеством средства. Проект был заказан только что приехавшему в Петербург из Италии архитектору Джакоме Кварнеги. По словам последнего, этот проект являлся одной из крупных его работ. Здание гостиного двора было заложено в 1778 году и в ходе строительства подвергалось частичной переработке губернским архитектором А.Я. Алексеевым. В нём разместилось более двухсот торговых помещений, кроме того, на втором этаже находилась пространная зала, служившая для торжественных церемоний и балов. Монументальный объём гостиного двора являлся основой формирования первого ансамбля центра, состоящего в основном из зданий казенного и торгового назначения. В 1790 году южнее была закончена постройка также двухэтажного каменного мещанского гостиного ряда на 80 лавок.

Указ о регулировании застройки был получен в Иркутске ещё в 1785 году. Но только в 1792 году был утвержден генеральный план города, а в 1809 году был получен первый альбом с «образцовыми» фасадами. Несмотря на то, что застройка по типовым проектам затронула в основном центральные кварталы города, тем не менее, это отразилось на увеличении ширины улиц, их цельности. По проектам центр города рекомендовалось застраивать в основном каменными сооружениями, что также не могло не отразиться на противопожарном состоянии города. Что касается массовой застройки, то каменные здания по-прежнему были лишь одиночными вкраплениями, и на сто деревянных построек приходилось три каменных.

Пожары часто посещали уездные города губернии, не говоря о сёлах и деревнях. Особенно там, где появлялись мануфактуры или фабрики. Показательна в этом отношении история Усолья-Сибирского. С момента открытия в нём соляного источника братьями Михалёвыми Анисимом и Гавриилом в XVII веке и строительством первых промышленных варниц, по конец XIX века в городе произошло более 30 пожаров, уничтоживших в первую очередь промышленные предприятия: варницы, спичечную фабрику. Столь частым пожарам способствовали как строения, возводимые по-прежнему из дерева, так и возросший риск, связанный с промышленным развитием. Из сел Иркутской губернии, в первой половине XIX века можно отметить только два из них в которых были возведены по одному сооружению из камня – это церкви в Усть-Куде и Урике.

Природно-географический фактор

Приангарье на севере ограничено водоразделом между реками Подкаменной Тунгусской и Ангарой, на юге – отрогами Восточного Саяна, на западе – Енисейским кряжем и на востоке – горами Прибайкалья.

Пожароопасный период здесь начинается во второй декаде мая и продолжается до сентября. Летом преобладает циклоническая деятельность. Циклоны приходят с юга и юго-запада. Однако в июне-июле преобладают антициклоны. Засуха чаще бывает в июне и июле. Это происходит в результате влияния сухого и теплого воздуха, приходящего из Забайкалья, Монголии и Северо-восточного Китая. Температура при этом повышается до 35-38 °C, а относительная влажность воздуха понижается до 20 % . Пожароопасность усиливается в связи с преобладанием в Приангарье сосновых лесов и сосновых молодняков на обширных вырубках. В целом горимость региона всегда была очень высокая.

Высокая пожароопасность лесов в Восточной Сибири объясняется аномальными метеоусловиями:

• жаркая и сухая погода, сильный и переменный ветер, сухие грозы;
• удаленность возникающих очагов от жилья (отсюда позднее обнаружение, несвоевременное сосредоточение сил и средств, удаленность водоисточников);
• техническим несовершенством и слабой мощностью применяемых средств.

Поэтому такие пожары часто выходили из-под контроля и приобретали большие размеры. Нередко борьба с подобными пожарами сводилась к защите населенных пунктов от пожаров, (впрочем, ситуация не на много изменилась и в XX веке), а основным ликвидатором пожаров был дождь. А так как период дождей в Восточной Сибири падает на август, следовательно, 3 месяца (май-июль) пожары в лесах были практически бесконтрольными.

Однако выявить определенную последовательность по пожароопасному периоду Восточной Сибири мешает резко континентальный климат. Он обладает неустойчивым и способным к резким непериодическим отклонениям то в одну, то в другую сторону. Поэтому четкую схему пожароопасности вывести сложно.

Временные периоды отличаются отклонениями в ту или иную сторону, сезон дождливых лет сменяется засушливым, поэтому поиск какой-либо последовательности весьма затруднен.

Нами обнаружены тридцатилетние наблюдения для Иркутска конца XIX века.

Таблица. Средние температуры воздуха в Иркутске по десятилетиям. Составлена по данным, приводимым в «Лоции и физико-географическом очерке озера Байкал». –СПб., 1913. –С. 273-275.

Данные таблицы показывают, что самыми тёплыми месяцами оказываются июнь, июль, и наибольшее количество пожаров так же падает на эти месяцы.

Бурное индустриальное развитие Восточной Сибири в XX веке повлияло на изменение климата. Среднегодовые температуры воздуха стали выше нормы повсеместно. Зимой положительные аномалии стали достигать 3-7 °С, летом до 3 °C, что повысило пожароопасность. Дополнительным фактором риска для пожаров стали участившиеся ветра, увеличение которых так же связано с последствиями индустриального развития и не всегда продуманной политикой вмешательства человека в изменения ландшафта региона.

Размещение населения в Приангарье определялось в основном социально-экономическими факторами, Расселение в основном по берегам рек и Байкала связано с отсутствием развитой транспортной сети, роль которой заменяли реки. Реки же, при пожарах, выполняли роль искусственного водопровода. Не случайно многие поселения тянутся по берегам рек порой на многие километры (Голоустное, Листвиничное, Ольхон и др.). Избы строились с ориентацией на солнечную сторону, причем выходящие на север стены не имели окон (села Тыреть, Минусинск, Б. Голоустное и др.). В холодное время года интенсивность топки печей резко возрастала и, следовательно, увеличивалась вероятность пожара от неосторожности.

При возникновении пожаров немалую роль играли природные факторы. Прежде всего, это способность высушенной древесины гореть и воспламеняться активнее, чем растущего леса, а также пожароопасность многих других материалов, которые стали применяться позднее.

Конфессиональный (религиозный) фактор

Религиозный синдром независимо от страны, вероисповедования имел особое значение при пожаре и сказывался на деятельности людей при его тушении. Длительный период пожар рассматривали как стихийное бедствие, посылаемое человеку в наказание за нарушение запретов, правил поведения и морально-этических норм, т.е. как божью кару. Это психологическое восприятие пожара связано с той ментальностью, которая складывалась у людей, символизирующих огонь с одной из основных стихий мироздания.

Символика огня имела двойственный характер. На одном полюсе – образ грозного, яростного, мстительного пламени, грозящего смертью и уничтожением. На другом – стихия очищающего пламени, несущего свет и тепло, воплощающего творческое, активное начало. Огонь воспринимался и как непосредственный объект языческого культа, и как посредник между человеком и божеством. Соответственно и молитвы, и жертвы огню, о которых сообщают древнерусские обличители язычества, могли быть адресованы и самому обожествленному огню, и языческим идолам и богам.

Можно сослаться на многочисленные примеры использования огня в условиях уже развитой культуры, где он служил средством очищения в магических ритуалах, средством отпугивания всевозможных сил, которые могут представляться фантазиями, но были вполне реальными для людей в определенной культуре. Известный специалист по истории культуры Э.Б. Тейлор писал, что в Европе употребление огня как средства для отпугивания злых духов и ведьм было возведено в настоящую систему, а Д.Д. Фрэзер посвятил магическим свойствам огня несколько глав в своём фундаментальном исследовании «Золотая ветвь». Описывая всевозможные празднества, обычаи и обряды разных народов, он отмечал значительную роль и влияние огня в них. Так, в бельгийских деревнях считалось, что если разжечь семь костров, деревня будет застрахована от пожаров. Приводит многочисленные примеры обычаев в разных странах (Германия, Франция, Англия, Шотландия), связанные со святочным поленом, которое якобы спасает от молнии т.д.

Поскольку пожар рассматривался как наказание божье, тушить его порой считалось грехом. Кстати, в ряде стран Северной Америки до сих пор бывают случаи, когда в результате пожара, возникшего от молнии, материальные издержки предъявляются церкви. В тех же случаях, когда на пожар всё-таки пытались воздействовать, стремились не столько потушить его, сколько локализовать, зачастую прибегая к различным суеверным способам. В России и, в том числе, Сибири, особенно среди женского населения, было широко распространено мнение о том, что пожар, зажжённый молнией, следует тушить молоком, если же его не хватает, то квасом, но не в коем случае не водой; по поверью такой огонь только больше разгорается от воды. При тушении пожара от грозы использовали также освещённые предметы: бросали в пожар пасхальное яйцо или обходили с ним загоревшееся строение, кидали в огонь вербу, обходили горящий дом с зажженной четверговой свечой или с иконой Неопалимой Купины, стояли лицом к огню с иконой св. Николая (Миколы), затапливали печки в соседних домах; сравните поговорку: «дым на дым или огонь на огонь не идёт».

К пламени относились как к одушевленному существу. Считалось, что нельзя носить вещи из горящего жилого дома по направлению к другому строению, так как пламя «потянется» вслед, не желая отдать того, что у него отнимают.

У коренной народности Приангарья – бурят – также существовал культ огня. Они ещё на заре своей жизни заботились о сохранности в юрте огня. Считалось, что огонь имеет своего хозяина, которому нужно воздавать почести в виде поклонения и приношения жертвы. Каждая хозяйка, имеющая открытый очаг в юрте, утром, разведя огонь и сварив первый напиток в виде чая с молоком, с верхнего слоя готового чая брызгает в огонь. Каждый гость, принимаясь за пищу, обязан бросить кусочек пищи, преимущественно содержащей жир, в огонь, и только после этого приступить к приёму пищи. Также поступают и с первой чашкой водки: её немного отливают в огонь прежде чем выпить .

Этот обычай отмечает и И.Т. Калашников, часто бывавший у бурят и тунгусов. Причем он отмечает, что «если на огне щелкнет, то великое несчастье из того выводят, почему и стараются умилостивить огонь новой жертвой».

У бурят огонь – эмблема жизненности. Поэтому оставление юрты долго без огня считалось ненормальным и нежелательным явлением. Кстати, постоянное присутствие огня приводило к довольно частым пожарам в бурятских юртах и кошарах.

Таким образом, религиозный фактор играл негативную роль в деле организации борьбы с пожарами, и переломить вековые культурные предрассудки как раз и призвано было создание специальных подразделений пожарной охраны, в задачу которых входила в том числе и просветительская работа среди населения по пожарной пропаганде.

Манифестом от 8 сентября 1802 года в России было создано Министерство внутренних дел (МВД). Во главе полиции стояли обер-полицмейстеры, под непосредственным началом которых находились Управы благочиния, в задачу которых входило централизованное управление пожарной охраной. Непосредственно борьбу с огнём вели пожарные команды, которые имелись при полицейских частях. Своим появлением они обязаны Указу императора Александра I от 24 июня 1803 года. С этой даты постепенно в губернских городах начинают формироваться профессиональные подразделения для борьбы с пожарами.

Первые три пожарно-полицейские команды в Иркутской губернии были созданы в 1808 году в самом губернском городе. Определенная в конце XVIII века структура городского деления предусматривала иметь в каждой части большого губернского города полицейскую команду, подчиненную частному приставу. Этим же уставом было определено «в каждой части иметь брандмейстера или «огня гасительного мастера» со штатом пожарных служителей. Брандмейстер подчинялся частному приставу, со второй половины XIX века – городничему и полицмейстеру. Пожарные входили (до 1911 года) в состав служащих городской полиции на правах специализированного формирования. Содержание городской полиции и пожарной команды, обеспечение их жалованием и всеми видами довольствия было вменено в обязанность городского управления. Профессиональные пожарные команды снабжались униформой военного образца и имели знаки различия, но не имели военной организации. Их чины служили по вольному найму и не считались военнослужащими.

Первые сведения об организации Верхнеудинской пожарной охраны относятся также к началу XIX века. Частые пожары вызывали беспокойство городской знати. Это находило отражение в вынесение вопросов пожарного состояния города в Городской управе, которая принимала некоторые предупредительные распоряжения, особенно на весенне-летний период. Но они не приносили должных результатов. В 1803 году Иркутскому губернатору было послано прошение: «… для машин, бочек и людей, чтобы они были всегда в готовности, поставить избу… с нарами для людей и створными дверями, а на ней каланчу с колоколом…». В этом же письме просили разрешить содержать 8 пожарных служителей и одного машиниста. Губернатор в строительстве депо отказал, но согласился содержать при полиции 7 пожарных лошадей, одного конюха, одного машиниста и одного трубочиста.

Тем не менее, к октябрю 1815 года пожарная охрана в Верхнеудинске была создана. Находилась она тогда на содержании Городской управы, а непосредственное руководство ею осуществлялось городничим. 23 апреля 1819 года в Верхнеудинске создается штатная пожарная команда в составе: брандмейстер – 1, машинщик (мастер пожарного насоса) – 1, конюх – 1, трубочист – 1 и 10 солдат, не пригодных к строевой службе, прикомандированных от Верхнеудинской воинской инвалидной команды. Этот же принцип был положен при организации Селенгинской пожарной команды, созданной 15 января 1861 года.

В первой половине XIX века требования к застройке городов возрастают. По строительному Уставу 1857 года запрещалось строить деревянные здания, у которых нижний этаж каменный, а верхний деревянный, и лишь в некоторых городах империи допускалось строительство деревянных двухэтажных зданий. К таким городам был отнесён и Иркутск.

Однако для возведения подобного рода зданий необходимо было разрешение хозяйственного департамента МВД. И если на просьбу Иркутского губернатора в 1865 году о возведении вторых деревянных этажей на первый каменный МВД ответило одобрительно, то уже в 1882 году аналогичное ходатайство удовлетворено не было, что свидетельствует о возросших требованиях к градостроительству и повышению внимания к пожароопасному состоянию городов.

27 октября 1830 года вышли правила о сельском строительстве. Ширина улиц в селениях устанавливалась в 20 сажен. Крестьянские дворы должны были находиться на расстоянии от 4 до 6 сажен, в зависимости от величины двора. Дворы объединялись в гнёзда от 2 до 8, в зависимости от местных условий. Гнёзда между собой разделялись переулком или проездом шириною в 6 сажен.

Профессиональных пожарных команд в городах даже к концу XIX века было мало. В сёлах же существовала всеобщая пожарная натуральная повинность: все совершеннолетние крестьяне обязаны были принимать участие в тушении пожаров теми огнегасительными орудиями, которые положены были им по расписанию. В каждом селении должны были быть всегда в готовности пожарные снаряды, которые обязаны были храниться при церквях или пожарной каланче.

Сельские старшины производили расписание всех жителей по числу дворов, устанавливая, с какими огнегасительными снарядами те должны являться по первому зову.

Сельский старшина обязан был следить, чтобы пожарные орудия труда и принадлежности содержались в исправном состоянии.

В реальности же инспекционные проверки показывали, что отношение к пожарному состоянию сельских старост и их подопечных чаще всего было беспечным. Редко где пожарный инвентарь соответствовал требованиям инструкции и нормам положенности. Поэтому нередки были случаи, когда пожар заставал врасплох население того или иного посёлка и заканчивался настоящей трагедией. Так, в ночь с 22 на 23 марта 1888 года в селе Мухоршибир (Верхнеудинский округ) сгорели дом, лавка с товарами и вся пристройка местного торговца Н. Соловейчика, где он хранил 3 пуда пороха и большие запасы керосина. В первом часу ночи произошёл взрыв, в результате которого было тяжело ранено 2 человека. Убыток – 20000 руб. При проверке пожарного состояния оказалось, что в селе имеются два багра и бочка, которая стояла в километре от посёлка и служила весною мишенью для охотников.

Подобных фактов можно привести десятки. Однако часто и наличие пожарных частей не меняло обстановки с пожарами. В 1888 году огнём был нанесён огромный урон Кяхтинскому пароходному товариществу. Главной причиной оказалась неготовность пожарной части противодействовать пожару. Машины пожарной части находились за 5 вёрст, пожарные рукава были испорчены, ликвидировать пожар пришлось вручную. Такое отношение к пожарному делу было связано с психологией людей, убежденных, что непосредственно встреча с огнем их минует.

В 1853 году Министерству внутренних дел было предоставлено право утверждать составленные губернским начальством проекты штатов пожарных команд для отдельных городов. К положению, подписанному царём, была приложена нормальная табель, в соответствии которой и утверждались штаты пожарных команд. Это положение стало началом планомерного устройства пожарных частей во всех городах империи.

Организация пожарной охраны по «нормальной табели» упростила сложную процедуру утверждения штатов, требовавших ранее санкции законодательной власти. Состав штата команды теперь стал определяться в зависимости от численности населения того или иного города, и этим несомненно вносилась определенная пропорциональность и планомерность в организацию пожарной охраны.

Основные черты и особенности этой табели заключались в том, что все города по числу жителей разделены были на семь разрядов (1-й с населением до 2-х тыс. и 7-й от 25 до 30 тыс.). В 1864 году в г. Иркутске проживало 26597 человек, следовательно, он был отнесён к 7-му разряду. В Чите – 2500, Верхнеудинске – 3000 жителей – 2 разряд. Четко определялся личный и конский состав пожарной команды, а также численность пожарного оборудования. Что касается личного состава, то по табели был установлен только один брандмейстер в каждом городе, и то с населением свыше 5 тыс., в городах же с населением менее чем 5 тысяч – брандмейстер не полагался. Число унтер-брандмейстеров определялось также в зависимости от числа жителей конкретного города, а именно: в городах с населением от 5 до 15 тыс. полагалось 2 унтера, от 15 до 25 тыс. – по 4, в 7-м разряде городов – по 5 унтер-брандмейстеров, число рядовых служителей требовалось в количестве 5 – в городах 2-го разряда, с населением в 5 тысяч и затем поднималось по разрядам городов и доходило до 70 в 7-м разряде городов, с населением от 25 до 30 тысяч .

Число повозок для команд и лошадей для доставки их на пожары также исчислялось от разрядов городов – по 2 трубных повозки и 7 лошадей в 1-м разряде и по 6 повозок и 60 лошадей – в 7-м разряде городов. Линеек для перевозки команды имелось не более 2-х, бочек от 4 до 16 и багровых ходов – не более 2-х в каждой команде. Особенно много попалось по табели топоров, ломов, лопат, багров и крюков. Такое количество, на первый взгляд лишнего инструмента, можно было обнаружить во многих селениях губернии. Объясняется это тем, что при недостатке воды, отсутствии водопроводов, скученности деревянных построек – тактика огнетушения в основном заключалась в ломке горящих и загорающихся зданий и растаскивании брёвен.

При всех своих недостатках организация пожаротушения, особенно в городах Восточной Сибири до промышленного переворота 70-80-х гг. XIX века в определённой степени всё-таки достигала цели. К концу XIX века в Иркутской губернии насчитывалось 5 городов: Иркутск, Балаганск, Бодайбо, Киренск, Илимск; в Забайкалье – 7: Чита, Акша, Баргузин, Верхнеудинск, Мысовск, Нерчинск, Селенгинск.

Города при отсутствии удобных путей сообщения и слабом развитии торгово-промышленной деятельности, представляли собой центры, в большинстве своем незначительные. За исключением Иркутска, насчитывавшего к концу века 48 тысяч человек. Численность других городов была очень незначительна: от 800 до 3 тыс. человек (Чита – 3 тыс., Верхоленск – 1000 человек и т.д.).

Слабая заселённость губернии, относительная дешевизна земли, позволяли окружать дома большими огородами, между домов существовали пустопорожние пространства, что значительно сокращало возможность распространения пожаров и облегчало борьбу с ними. Что же касается деревень, то помимо существенного простора в расселении, обилие и дешевизна леса обеспечивали сравнительно небольшую убыточность, даже при крупных пожарах.

Со второй половины XIX века ситуация начинает резко меняться. С быстрым ростом городов (в результате переселенческих тенденций на рубеже веков), усилением их торгово-промышленного развития началась сплошная их застройка с повсеместным нарушением правил, быстрое же возрастание стоимости лесных материалов отразилось на увеличении убыточности пожаров.

Эти изменения совпали с распадом прежней пожарной организации. В 1856 году была отменена пожарная повинность, а с введением Городового Положения 16 июня 1870 года заботы об устройстве пожарной части в городах были переданы ведению городских управлений. Городским Думам было предоставлено право издания обязательных постановлений по принятию мер предосторожности против пожаров, и на городские средства отнесено устройство и содержание пожарных команд.

Указом от 16 июня 1873 года принимается дополнение к ст. 64 Положения о Земских учреждениях, в котором речь шла о составлении планов на устройство селений. Так как земств в Сибири не было, реализацией этого положения занимались местные власти.

До издания закона 16 июня 1873 года наблюдение за правильностью построек в селениях и планирование их лежало на обязанности местных административных учреждений, и в Строительном Уставе были установлены в этом отношении подробные правила, причём по смыслу ст. 477-504, составленные местным начальством и утвержденные губернатором. На сельских сходах, в соответствии со статьёй № 489, составлялся приговор о том, кому и как, под каким номером достанется по жребию или взаимному соглашению отведенное по плану место. Выбираемые кое-где (Урик, Мальта, Балаганск, Нерчинский завод, Черемхово) пожарные старосты тяготились этой обязанностью, не сознавая ответственности по своей малограмотности и отсутствию элементарных понятий по пожаротушению. С учреждением пожарных команд начинается и строительство пожарных депо – съезжих домов с каланчами, в которых размещались полицейские и пожарные учреждения.

Первое специальное пожарное здание в губернии было построено в Иркутске в 1860 году на месте сарая по Арсенальной улице, где размещалась ранее III-я пожарно-полицейская часть (позднее переехавшая на Преображенскую улицу).

Итак, к середине прошлого века в основном завершается оформление организационной структуры пожарной охраны: были определены штатные нормативы для городов с различной численностью населения, начиналось строительство пожарных депо для размещения пожарных команд, были узаконены подчинённость и финансирование пожарных служб, появляются первые профессиональные пожарные команды.

Источник: Исторический опыт становления и эволюции пожарного дела в Восточной Сибири 1814-1991 гг. Черных В.В.